Стихотворение ко Дню Победы

[blondex 362]

Юрий Воронов

 

* * *

 

В блокадных днях

Мы так и не узнали:

Меж юностью и детством

Где черта?..

Нам в сорок третьем

Выдали медали.

И только в сорок пятом -

Паспорта.

 

И в этом нет беды...

Но взрослым людям,

Уже прожившим многое года,

Вдруг страшно оттого,

Что мы не будем

Ни старше, ни взрослее,

Чем тогда.

 

* * *

 

Опять война,

Опять блокада, -

А может, нам о них забыть?

 

Я слышу иногда:

"Не надо,

Не надо раны бередить.

Ведь это правда, что устали

Мы от рассказов о войне.

И о блокаде пролистали

Стихов достаточно вполне".

 

И может показаться:

Правы

И убедительны слова.

Но даже если это правда, Такая правда

Не права!

 

Я не напрасно беспокоюсь,

Чтоб не забылась та война:

Ведь эта память - наша совесть.

Она, как сила, нам нужна.

[Лель 0]

МЕДАЛЬОН

 

...И был мне выдан медальон пластмассовый,

Его хранить велели на груди,

сказали:- Из кармана не выбрасывай,

а то ... не будем уточнять... иди!

 

Гудериан гудел под самой Тулою

От смерти не был я заговорен,

но всё же разминулся с пулей-дурою

и вспомнил как-то раз про медальон

 

Мою шинель походы разлохматили,

прожгли костры пылающих руин

А в медальоне спрятан адрес матери:

Лебяжий переулок, дом один.

 

Я у комбата разрешенье выпросил

и, вдалеке от городов и сел,

свой медальон в траву густую выбросил

и до Берлина невредим дошел.

 

И мне приснилось, что мальчишки смелые,

играя утром от села вдали,

в яру орехи собирая спелые,

мой медальон пластмассовый нашли.

 

Они ещё за жизнь свою короткую

со смертью не встречались наяву

и , странною встревожены находкою,

присели, опечалясь на траву.

 

А я живу и на судьбу не сетую,

дышу и жизни радуюсь живой,-

хоть медальон и был моей анкетою,

но без него я долг исполнил свой

 

И, гордо вскинув голову кудрявую,

помилованный пулями в бою,

без медальона, с безымянной славою

иду по жизни. Плачу и пою.

 

Александр Межиров

[Лель 0]

ПЕСНЯ НЕМЕЦКОЙ МАТЕРИ

 

Мой сын, я коричневую рубашку

подарила тебе и пару сапог

Если б знала я всё, что знаю теперь,

я б повесилась, видит Бог...

 

Мой сын, я слыхала твой возглас "Хайль!",

резкий гортанный крик

Я незнала,что у кричащего так

должен отсохнуть язык

 

Мой сын ты твердил мне, что раса героев

мир чистит огнем и мечом

Я не знала, не думала, не понимала,

что ты был у них палачом.

 

Мой сын, я видала-за Гитлером следом

ты шагал, послушный солдат,

я не знала, что тот, кто шагает за ним,

никогда не придет назад.

 

Мой сын, ты твердил мне о новой стране:

не узнать,мол, Германию в ней,

я не знала,что станет Германия грудой

золы и кровавых камней

 

Носил ты коричневую рубашку

и был мне дорог и мил

Я не знала то,что знаю теперь:

это твой саван был.

 

Бертольд Брехт

[Лель 0]

ИТАЛЬЯНЕЦ

 

Черный крест на груди итальянца-

ни резьбы,ни узора, ни глянца

Небогатым семейством хранимый

и единственным сыном носимый...

 

Молодой уроженец Неаполя!

Что оставил в России ты на поле?

Почему ты не мог быть счастливым

над родным знаменитым заливом?

 

Я, убивший тебя под Моздоком,

так мечтал о вулкане далеком!

Как я грезил на волжском приволье

хоть разок прокатиться в гондоле!

 

Но ведь я не пришел с пистолетом

отнимать итальянское лето,

но ведь пули мои не свистели

над священной землей Рафаэля

 

Здесь я выстрелил! Здесь,где родился,

где собой и друзьями гордился,

где былины о наших народах

никогда не звучат в переводах

 

Разьве среднего Дона излучина

иностранным ученым изучена?

Нашу землю-Россию,Рассею-

разьве ты распахал и засеял?

 

Нет! Тебя привезли в эшелоне

для захвата далеких колоний,

чтобы крест из ларьца из фамильного

вырастал до размеров могильного...

 

Я не дам свою родину вывезьти

за простор чужеземных морей!

Я стреляю-и нет справедливости

справедливее пули моей!

 

Никогда ты здесь не жил и не был!

Но разбросано в снежных полях

итальянское синее небо,

застекленное в мертвых глазах.

 

Михаил Светлов

[Лель 0]

ИРИНКА ХОЧЕТ ДОМОЙ

 

Бросает к нам в окна ветер прямой

гомон восточного рынка

"Папа, когда мы поедем домой?"-

спрашивает Иринка

 

"Мы дома и так,"-говорю я в ответ,

комкая край занавески

Качает головкой она:"Нет, нет,

дом наш не здесь, а в Смоленске"

 

Гляжу на неё, удержав с трудом

тягостный вздох потери:

"В Смоленске фашист забрался в наш дом,

поставил пушку у двери

 

Сидит он там лютого волка лютей,

ломает твои игрушки.

И взрослых людей и малых детей

расстреливает из пушки".

 

А дочь к моему прижалась плечу,

задумчивая не по-детски:

"Папочка,милый,домой хочу.

Когда мы будем в Смоленске?"

 

Николай Рыленков

[blondex 362]

И, гордо вскинув голову кудрявую,

помилованный пулями в бою,

без медальона, с безымянной славою

иду по жизни. Плачу и пою.

 

Александр Межиров

 

Мне у Межирова больше всего нравится вот этот стих:

 

 

 

ВОСПОМИНАНИЕ О ПЕХОТЕ

Пули, которые посланы мной,

не возвращаются из полета,

Очереди пулемета

режут под корень траву.

Я сплю,

положив голову

на синявинские болота,

А ноги мои упираются

в Ладогу и в Неву.

 

Я подымаю веки,

лежу усталый и заспанный,

Слежу за костром неярким,

ловлю исчезающий зной.

И, когда я

поворачиваюсь

с правого бока на спину,

Синявинские болота

хлюпают подо мной.

 

А когда я встаю

и делаю шаг в атаку,-

Ветер боя летит

и свистит у меня в ушах,

И пятится фронт,

и катится гром к рейхстагу,

Когда я делаю

свой

второй

шаг.

 

И белый флаг

вывешивают

вражеские гарнизоны,

Складывают оружье,

в сторону отходя.

И на мое плечо

на погон полевой, зеленый

Падают первые капли,

майские капли дождя.

 

А я все дальше иду,

минуя снарядов разрывы,

Перешагиваю моря

и форсирую реки вброд.

Я на привале в Пильзене

пену сдуваю с пива.

Я пепел с цигарки стряхиваю

у Бранденбургских ворот.

 

А весна между тем крепчает,

и хрипнут походные рации,

И, по фронтовым дорогам

денно и нощно пыля,

Я требую у противника

безоговорочной

капитуляции,

Чтобы его знамена

бросить к ногам Кремля.

 

Но, засыпая в полночь,

я вдруг вспоминаю что-то,

Смежив тяжелые веки,

вижу, как наяву,

Я сплю,

положив под голову

синявинские болота,

А ноги мои упираются

в Ладогу и в Неву.

1954

[blondex 362]

МИХАИЛ ЛУКОНИН

 

ПРИШЕДШИМ С ВОЙНЫ

 

Нам не речи хвалебные,

нам не лавры нужны,

не цветы под ногами,

нам, пришедшим с войны.

Нет, не это.

Нам надо,

чтоб ступила нога

на хлебные степи,

на цветные луга.

 

Не жалейте,

не жалуйте отдыхом нас,

мы совсем не устали.

Нам — в дорогу как раз!

Не глядите на нас с умилением,

не

удивляйтесь

живым.

Жили мы на войне.

Нам не отдыха надо

и не тишины.

Не ласкайте нас званьем:

«Участник войны»!

Нам

трудом обновить

ордена и почет!

 

Жажда трудной работы

нам ладони сечет.

Мы окопами землю изрыли,

пора

нам точить лемехи

и водить трактора.

Нам пора —

звон оружья

на звон топора,

посвист пуль —

на шипенье пилы

и пера.

 

Ты прости меня, милая.

Ты мне жить помоги.

Сам шинель я повешу,

сам сниму сапоги.

Сам тебя поведу,

где дома и гроза.

Пальцы в пальцы вплету,

и глазами — в глаза.

Я вернулся к тебе,

но кольцо твоих рук —

не замок,

не венок,

не спасательный круг.

 

1945

[Лель 0]

СПОРЫ

 

Мы ни о чем не спорили тогда,

делили молча сухари и сало

Синявинская черная вода

под снегом никогда не замерзала.

 

Кто как умел,спасался от зимы,

умел ли кто? Быть может. Но едва ли...

К огню вплотную продвигались мы

и,задремав, шинели прожигали

 

И, лишь размяться отойдешь на шаг,

огнем займется кровельная хвоя,

взрываются патроны в шалашах,

и облако встает пороховое.

 

Но минул срок Синявинских болот,

остались только гильзы от патронов

Теперь мы спорим ночи напролет,

вагон вопросов с места трудно стронув.

 

Теперь всю ночь до поздних зимних зорь,

и при дневном от снега белом свете

стой на своем, не засыпай и спорь,

не отступай,упрямым будь как дети!

 

Мы спорим, загораясь как огонь,

опасности таятся в наших спорах,

как-будто мы с ладони на ладонь

вблизи костра пересыпаем порох.

 

А. Межиров

[Лель 0]

НАРОД-ПОБЕДИТЕЛЬ

 

Возвращались солдаты с войны.

По железным дорогам страны

день и ночь поезда их везли

Гимнастерки их были в пыли

и от пота ещё солоны

в эти дни бесконечной весны

 

Возвращались солдаты с войны

и прошли по Москве точно сны,-

были жарки они и хмельны,

были парки цветами полны

в зоопарке трубили слоны,-

возвращались солдаты с войны!

 

Возвращались домой старики

и совсем молодые отцы-

москвичи,ленинградцы,донцы...

Возвращались сибиряки!

 

Возвращались сибиряки-

и охотники,и рыбаки,

и водители сложных машин,

и властители мирных долин,-

возвращался народ-исполин...

 

Возвращался?

Нет!

Шел он вперед,

шел вперед

победитель-народ!

 

ЛЕОНИД МАРТЫНОВ

[topolkan 13]

Иосиф Бродский.

 

И вечный бой.

Покой нам только снится.

И пусть ничто

не потревожит сны.

Седая ночь,

и дремлющие птицы

качаются от синей тишины.

 

И вечный бой.

Атаки на рассвете.

И пули,

разучившиеся петь,

кричали нам,

что есть еще Бессмертье...

... А мы хотели просто уцелеть.

 

Простите нас.

Мы до конца кипели,

и мир воспринимали,

как бруствер.

Сердца рвались,

метались и храпели,

как лошади,

попав под артобстрел.

 

...Скажите... там...

чтоб больше не будили.

Пускай ничто

не потревожит сны.

...Что из того,

что мы не победили,

что из того,

что не вернулись мы?..

[Танцующая под дождем 3]

CТИХИ О МОЕМ СОЛДАТЕ

 

Когда, чеканный шаг равняя,

идут солдаты на парад —

я замираю, вспоминая,

что был на свете мой солдат.

 

...Война. И враг под Сталинградом.

И нету писем от отца.

А я — стою себе с солдатом

у заснежённого крыльца.

 

Ни о любви, ни о разлуке

не говорю я ничего.

И только молча грею руки

в трёхпалых варежках его.

 

Потом — прощаюсь целый вечер

и возвращаюсь к дому вновь.

И первый снег летит навстречу,

совсем как первая любовь.

 

Какой он был? Он был весёлый.

В последний год перед войной

он только-только кончил школу

и только встретился со мной.

 

Он был весёлый, тёмно-русый,

над чубом — красная звезда.

Он в бой пошёл под Старой Руссой

и не вернётся никогда.

 

Но всё равно — по переулкам

и возле дома моего

идут солдаты шагом гулким,

и все — похожи на него.

 

Идут, поют, равняя плечи.

Ушанки сдвинуты на бровь.

И первый снег летит навстречу —

и чья-то первая любовь.

 

 

(Маргарита Агашина)

[blondex 362]

9 мая - в День Победы исполнилось бы 84 года Булату Шалвовичу Окуджаве (1924-1997), поэту, прозаику, композитору и сценаристу, одному из наиболее ярких представителей жанра авторской песни.

 

Булат Окуджава

 

Ах, что-то мне не верится, что я, брат, воевал.

А может, это школьник меня нарисовал:

Я ручками размахиваю, я ножками сучу,

И уцелеть рассчитываю, и победить хочу.

 

Ах, что-то мне не верится, что я, брат, убивал.

А может, просто вечером в кино я побывал?

И не хватал оружия, чужую жизнь круша,

И руки мои чистые, и праведна душа.

 

Ах, что-то мне не верится, что я не пал в бою.

А может быть, подстреленный, давно живу в раю,

И кущи там, и рощи там, и кудри по плечам...

А эта жизнь прекрасная лишь снится по ночам.

[Мириам 0]

Я очень много знаю советских песен военных лет, мне мама часто пела =)

Некоторые из них:

 

Каховка , Каховка , родная винтовка,

Горячая пуля, лети!

Иркутск и Варшава, Орел и Каховка -

Этапы большого пути.

Гремела атака и пули звенели,

И ровно строчил пулемет.

И девушка наша проходит в шинели,

Горящей Каховкой идет.

 

Под солнцем горячим, под ночью слепою,

Немало пришлось нам пройти,

Мы мирные люди, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути.

 

Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались,

Как нас обнимала гроза.

Тогда нам обоим сквозь дым улыбались

Её голубые глаза.

Так вспомним же юность свою боевую,

Так выпьем за наши дела,

За нашу страну, за Каховку родную ,

Где девушка наша жила.

 

Под солнцем горячим, под ночью слепою,

Немало пришлось нам пройти,

Мы мирные люди, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути.

 

============

 

Бьётся в тесной печурке огонь ,

На поленьях смола, как слеза.

И поёт мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

 

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

 

Ты сейчас далеко, далеко,

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти - четыре шага.

 

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От моей негасимой любви.

[Мириам 0]

Вот это за душу трогает очень.

 

Вставай, страна огромная

Вставай на смертный бой!

С фашисткой силой тёмною

С проклятою ордой!

 

Припев:

Пусть ярость благородная

Вскипает как волна

Идёт война народная

Священная война!

 

Как два различных полюса

Во всём враждебны мы:

За свет и мир мы боремся

Они - за царство тьмы!

 

Припев.

 

Дадим отпор душителям

Всех пламенных идей

Насильникам, грабителям,

Мучителям людей!

 

Припев.

 

Не смеют крылья чёрные

Над Родиной летать!

Поля её просторные

Не смеет враг топтать!

 

Припев.

 

Гнилой фашисткой нечисти

Загоним пулю в лоб!

Отребью человечества

Сколотим крепкий гроб!

 

Припев.

 

Пойдём ломить всей силою

Всем сердцем, Всей душой!

За землю нашу милую,

За наш Союз большой!

 

Припев.

 

Встаёт страна огромная

Встаёт на смертный бой

С фашисткой силой тёмною,

С проклятою ордой!

 

Припев.

[blondex 362]

Ещё один стих нашла:

 

* * *

Время счастливой и скорбной слезы,

сладкого хмеля...

После войны, как после грозы,

птицы запели:

 

в горле

комок от нахлынувших слов —

радостных, горьких...

Дудин,

Гудзенко,

Луконин,

Орлов —

все в гимнастерках.

 

Как это вышло —

никто не поймет:

на пепелище

птица в победное утро поет

звонче и чище.

 

Стих,

принесенный оттуда, звучал

не для почета...

Новое время,

начало начал,

точка отсчета.

 

Взяли перо, отомкнули штыки,

мы — не мальчишки!

Первые споры по части строки,

первые книжки...

 

Разве мы думали, милый, с тобой:

сердце устанет,

новая молодость — с новой судьбой

следом нагрянет.

 

Новые вина из новой лозы,

новые цели...

После войны, как после грозы,

птицы запели...

 

Песня Победы: Стихотворения. Семен Ботвинник

[blondex 362]

Навеяно вчерашним:

 

 

КОЛОКОЛ

 

Как странно томит нежаркое лето

звучаньем, плывущим со всех сторон,

как будто бы колокол грянул где-то

и над землей не смолкает звон.

Может быть, кто-то в пучине тонет?

Спасти его!

Поздно!

Уже утонул.

Колокол...

Он не звонит, а стонет,

и в стоне его океанский гул,

соль побережий

и солнце Кубы,

Испании перец и бычий пот.

Он застит глаза, обжигает губы

и передышки мне не дает.

Колокол...

Мне-то какое дело?

Того и в глаза не видала я...

Но почему-то вдруг оскудела,

осиротела судьба моя.

Как в комнате, в жизни пустынней стало,

словно бы вышел один из нас.

Навеки...

Я прощаться устала.

Колокол, это в который раз?

Неумолимы твои удары,

ритмичны, рассчитанны и верны.

Уходят, уходят мои комиссары,

мои командиры с моей войны.

Уходят, уходят широким шагом,

настежь двери,

рубя концы...

По-всякому им приходилось, беднягам,

но все-таки были они молодцы!

Я знаю, жизнь ненавидит пустоты

и, все разрешая сама собой,

наполнит, как пчелы пустые соты,

новым деяньем, новой судьбой.

Минут года, и вырастут дети,

окрепнут новые зеленя...

Но нет и не будет больше на свете

тех первых, тех дорогих для меня.

... В мире становится все просторней.

Время сечет вековые дубы.

Но остаются глубокие корни

таланта, работы, борьбы, судьбы.

Новых побегов я им желаю,

погожих, солнечных, ветреных дней.

Но колокол, колокол, не умолкая,

колокол стонет в душе моей.

 

Маргарита Алигер

[lutik 8]

Не знаю чьи это строки, но понравились.

 

Все будет нашим

Мир весь-пополам

В нем каждое мгновенье-это нам

И ярость гроз. И неба синева

И самые прекрасные слова

И высшее на свете наслажденье-

Живой души к душе прикосновенье.

[blondex 362]

Не знаю чьи это строки, но понравились.

 

Все будет нашим

Мир весь-пополам

В нем каждое мгновенье-это нам

И ярость гроз. И неба синева

И самые прекрасные слова

И высшее на свете наслажденье-

Живой души к душе прикосновенье.

 

 

Что-то очень знакомое...

[Танцующая под дождем 3]

Николай Тихонов

 

БЕРЛИН 9 МАЯ

 

Дома здесь двадцать лет назад

В огне и грохоте кипели,

И шли бойцы сквозь этот ад

Неотразимо — к высшей цели.

 

И вдруг над яростью атак,

Последним, исступленным бредом -

Не красный над рейхстагом флаг,

А солнце красное Победы!

 

Здесь был окончен долгий путь,

Сюда пришли мы за расплатой —

И Гитлер не посмел взглянуть

В лицо советскому солдату...

 

...И вновь покой на тихих лицах,

Берлин встречать весну готов,

Не пепел — теплый дождь струится

На цвет сияющих садов.

 

О мире люди говорят,

Горит воспоминаний пламя,

Пусть злобные глаза следят

Из ночи западной за нами.

 

И пусть в двадцатую весну

Народы слышат наше слово:

Здесь, где добили мы войну,

Мы не дадим родиться новой!

[blondex 362]

ЛЕНИНГРАДЦЫ, ДЕТИ МОИ! (Джамбул)

 

 

Ленинградцы, дети мои!

Ленинградцы, гордость моя!

Мне в струе степного ручья

Виден отблеск невской струи.

Если вдоль снеговых хребтов

Взором старческим я скользну, -

Вижу своды ваших мостов,

Зорь балтийских голубизну,

Фонарей вечерних рои,

Золоченых крыш острия...

Ленинградцы, дети мои!

Ленинградцы, гордость моя!

 

Не затем я на свете жил,

Чтоб разбойничий чуять смрад;

Не затем вам, братья, служил,

Чтоб забрался ползучий гад

В город сказочный, в город-сад;

Не затем к себе Ленинград

Взор Джамбула приворожил!

А затем я на свете жил,

Чтобы сброд фашистских громил,

Не успев отпрянуть назад,

Волчьи кости свои сложил

У священных ваших оград.

Вот зачем на север бегут

Казахстанских рельс колеи,

Вот зачем Неву берегут

Ваших набережных края,

Ленинградцы, дети мои,

Ленинградцы, гордость моя,

Ваших дедов помнит Джамбул,

Ваших прадедов помнит он:

Их ссылали в его аул,

И кандальный он слышал звон.

Пережив четырех царей,

Испытал я свирепость их;

Я хотел, чтоб пала скорей

Петербургская крепость их;

Я под рокот моей струны

Воспевал, уже поседев,

Грозный ход балтийской волны,

Где бурлил всенародный гнев.

Это в ваших стройных домах

Проблеск ленинских слов-лучей

Заиграл впервые впотьмах!

Это ваш, и больше ничей,

Первый натиск его речей

И руки его первый взмах!

Ваших лучших станков дары

Киров к нам привез неспроста:

Мы родные вам с давней поры,

Ближе брата, ближе сестры

Ленинграду - Алма-Ата.

Не случайно Балтийский флот,

Славный мужеством двух веков,

Делегации моряков

В Казахстан ежегодно шлет,

И недаром своих сынов

С юных лет на выучку мы

Шлем к Неве, к основе основ,

Где, мужая, зреют умы.

Что же слышит Джамбул теперь?

К вам в стальную ломится дверь,

Словно вечность проголодав, -

Обезумевший от потерь

Многоглавый жадный удав...

Сдохнет он у ваших застав!

Без зубов и без чешуи

Будет в корчах шипеть змея!

Будут снова петь соловьи,

Будет вольной наша семья!

Ленинградцы, дети мои!

Ленинградцы, гордость моя!

• • • •

Ленинград сильней и грозней,

Чем в любой из прежних годов:

Он напор отразить готов!

Не расколют его камней,

Не растопчут его садов.

К Ленинграду со всех концов

Направляются поезда,

Провожают своих бойцов

Наши села и города.

Взор страны грозово-свинцов,

И готова уже узда

На зарвавшихся подлецов.

Из глубин казахской земли

Реки нефти к вам потекли,

Черный уголь, красная медь

И свинец, что в срок и впопад

Песню смерти готов пропеть

Бандам, рвущимся в Ленинград.

Хлеб в тяжелом, как дробь, зерне

Со свинцом идет наравне.

Наших лучших коней приплод,

Груды яблок, сладких, как мед, -

Это все должно вам помочь

Душегубов откинуть прочь.

Не бывать им в нашем жилье!

Не жиреть на нашем сырье!

• • • •

Предстоят большие бои,

Но не будет врагам житья!

Спать не в силах сегодня я...

Пусть подмогой будут, друзья,

Песни вам на, рассвете мои,

Ленинградцы, дети мои,

Ленинградцы, гордость моя!

 

cентябрь 1941

Перевод с казахского А. Тарковского

[blondex 362]

Февральский дневник (Ольга Берггольц)

 

 

 

 

1

 

Был день как день.

Ко мне пришла подруга,

не плача, рассказала, что вчера

единственного схоронила друга,

и мы молчали с нею до утра.

 

Какие ж я могла найти слова?

Я тоже — ленинградская вдова.

 

Мы съели хлеб, что был отложен на день,

в один платок закутались вдвоем,

и тихо-тихо стало в Ленинграде,

Один, стуча, трудился метроном.

 

И стыли ноги, и томилась свечка...

Вокруг ее слепого огонька

образовалось лунное колечко,

похожее на радугу слегка.

 

Когда немного посветлело небо,

мы вместе вышли за водой и хлебом

 

и услыхали дальней канонады

рыдающий, тяжелый, мерный гул:

 

то армия рвала кольцо блокады,

вела огонь по нашему врагу

 

 

 

2

 

 

 

А город был в дремучий убран иней.

Уездные сугробы, тишина.

Не отыскать в снегах трамвайных линий,

одних полозьев жалоба слышна.

 

Скрипят, скрипят по Невскому полозья:

 

на детских сапках, узеньких, смешных,

в кастрюльках воду голубую возят,

дрова и скарб, умерших и больных.

 

Так с декабря кочуют горожане, —

за много верст, в густой туманной мгле,

в глуши слепых обледеневших зданий

отыскивая угол потеплей.

 

Вот женщина ведет куда-то мужа:

 

седая полумаска на лице,

в руках бидончик — это суп на ужин...-

Свистят снаряды, свирепеет стужа.

Товарищи, мы в огненном кольце!

 

А девушка с лицом заиндевелым,

упрямо стиснув почерневший рот,

завернутое в одеяло тело

на Охтенское кладбище везет.

 

Везет, качаясь, — к вечеру добраться б...

Глаза бесстрастно смотрят в темноту.

Скинь шапку, гражданин.

Провозят ленинградца.

погибшего на боевом посту.

 

Скрипят полозья в городе, скрипят...

Как многих нам уже не досчитаться!

Но мы не плачем: правду говорят,

что слезы вымерзли у ленинградцев.

 

Нет, мы не плачем. Слез для сердца мало.

Нам ненависть заплакать не дает.

 

Нам ненависть залогом жизни стала:

объединяет, греет и ведет.

 

О том, чтоб не прощала, не щадила,

чтоб мстила, мстила, мстила, как могу,

ко мне взывает братская могила

на охтенском, на правом берегу.

 

 

3

 

 

 

Как мы в ту ночь молчали, как молчали...

Но я должна, мне надо говорить

с тобой, сестра по гневу и печали:

прозрачны мысли, и душа горит.

 

Уже страданьям нашим не найти

ни меры, ни названья, ни сравненья.

Но мы в конце тернистого пути

и знаем — близок день освобожденья.

 

Наверно, будет грозный этот день

давно забытой радостью отмечен:

наверное, огонь дадут везде,

во все дома дадут, на целый вечер.

 

Двойною жизнью мы сейчас живем:

в грязи, во мраке, в голоде, в печали,

мы дышим завтрашним —

свободным, щедрым днем.

Мы этот день уже завоевали.

 

 

4

 

 

 

Враги ломились в город наш свободный,

крошились камни городских ворот.

Но вышел на проспект Международный

вооруженный трудовой народ.

Он шел с бессмертным

возгласом

в груди:

— Умрем, но Красный Питер

не сдадим!

 

Красногвардейцы, вспомнив о былом,

формировали новые отряды,

в собирал бутылки каждый дом

и собственную строил баррикаду.

 

И вот за это — долгими ночами

пытал нас враг железом и огнем.

— Ты сдашься, струсишь, — бомбы нам

кричали,

забьешься в землю, упадешь ничком...

Дрожа, запросят плена, как пощады,

не только люди — камни Ленинграда.

 

Но мы стояли на высоких крышах

с закинутою к небу головой,

не покидали хрупких наших вышек,

лопату сжав немеющей рукой.

...Наступит день, и, радуясь, спеша,

еще печальных не убрав развалин,

мы будем так наш город украшать,

как люди никогда не украшали.

 

И вот тогда на самом стройном зданье

лицом к восходу солнца самого

поставим мраморное изваянье

простого труженика ПВО.

 

Пускай стоит, всегда зарей объятый,

так, как стоял, держа неравный бой:

с закинутою к небу головой,

с единственным оружием — лопатой.

 

 

 

5

 

 

 

О древнее орудие земное,

лопата, верная сестра земли,

какой мы путь немыслимый с тобою

от баррикад до кладбища прошли!

 

Мне и самой порою не понять

всего, что выдержали мы с тобою.

Пройдя сквозь пытки страха и огня,

мы выдержали испытанье боем.

 

И каждый, защищавший Ленинград,

вложивший руку в пламенные раны.

не просто горожанин, а солдат,

по мужеству подобный ветерану.

 

 

6

 

 

 

Я никогда героем не была.

Не жаждала ни славы, ни награды.

Дыша одним дыханьем с Ленинградом,

я не геройствовала, а жила.

 

И не хвалюсь я тем, что в дни блокады

не изменяла радости земной,

что, как роса, сияла эта радость,

угрюмо озаренная войной.

 

И если чем-нибудь могу гордиться,

то, как и все друзья мои вокруг,

горжусь, что до сих пор могу трудиться,

не складывая ослабевших рук.

Горжусь, что в эти дни, как никогда,

мы знали вдохновение труда.

 

В грязи, во мраке, в голоде, в печали,

где смерть, как тень, тащилась по пятам,

такими мы счастливыми бывали,

такой свободой бурною дышали,

что внуки позавидовали б нам.

 

О да, мы счастье страшное открыли, —

достойно не воспетое пока,

когда последней коркою делились,

последнею щепоткой табака,

когда вели полночные беседы

у бедного и дымного огня,

как будем жить, когда придет победа,

всю нашу жизнь по-новому ценя.

 

И ты, мой друг, ты даже в годы мира,

как полдень жизни будешь вспоминать

дом на проспекте Красных Командиров,

где тлел огонь и дуло от окна.

Ты выпрямишься вновь, как нынче, молод.

Ликуя, плача, сердце позовет

 

и эту тьму, и голос мой, и холод,

и баррикаду около ворот.

 

Да здравствует, да царствует всегда

простая человеческая радость,

основа обороны и труда,

бессмертие и сила Ленинграда.

Да здравствует суровый и спокойный,

глядевший смерти в самое лицо,

удушливое вынесший кольцо

как Человек,

как Труженик,

как Воин.

 

Сестра моя, товарищ, друг и брат:

ведь это мы, крещенные блокадой.

Нас вместе называют — Ленинград;

и шар земной гордится Ленинградом.

 

Двойною жизнью мы сейчас живем:

в кольце и стуже, в голоде, в печали

мы дышим завтрашним —

счастливым, щедрым днем.

Мы этот день уже завоевали-

 

И ночь ли будет, утро или вечер,

но в этот день мы встанем и пойдем

воительнице-армии навстречу

в освобожденном городе своем.

Мы выйдем без цветов,

в помятых касках,

в тяжелых ватниках,

в промерзших полумасках,

 

как равные — приветствуя войска.

И, крылья мечевидные расправив,

над нами встанет бронзовая слава,

держа венок в обугленных руках.

 

 

 

Январь- февраль 1942 г.

[blondex 362]

На Земле

безжалостно маленькой

жил да был человек маленький.

У него была служба маленькая.

И маленький очень портфель.

Получал он зарплату маленькую...

И однажды —

прекрасным утром —

постучалась к нему в окошко

небольшая,

казалось,

война...

Автомат ему выдали маленький.

Сапоги ему выдали маленькие.

Каску выдали маленькую

и маленькую —

по размерам —

шинель.

 

...А когда он упал —

некрасиво, неправильно,

в атакующем крике вывернув рот,

то на всей земле

не хватило мрамора,

чтобы вырубить парня

в полный рост!

 

(Роберт Рождественский)

[blondex 362]

Мой товарищ, в предсмертной агонии

 

Не зови понапрасну друзей.

 

Дай-ка лучше согрею ладони я

 

Над дымящейся кровью твоей...

 

 

 

Ты не плачь, не стони — ты не маленький,

 

Ты не ранен, ты просто убит.

 

Дай-ка лучше сниму с тебя валенки:

 

Нам еще наступать предстоит!

 

Ион Деген

[blondex 362]

ВСТРЕЧА 1942 ГОДА

 

 

Новый год был в семь часов. Позднее

Не пройти без пропуска домой.

Был обстрел. Колючим снегом веял

Смертоносный ветер над Невой.

 

В инеем затянутой столовой,

В полушубках, при мерцанье свеч,

Мы клялись дожить до встречи новой,

Выстоять и ненависть сберечь.

 

Горсть скупая драгоценной каши,

Золотое светлое вино -

Пиршество сегодняшнее наше.

Краткое, нешумное оно.

 

Мы о тех, кто умер, говорили,

Как о тех, кто с нами. Свой черед

Ночь вела. Снаряды мимо били

Кировского моста. Недолет.

 

Лед одолевал нас, лед блокады.

В новом наступающем году

Выстоять хотел и тот, кто падал, -

Не остановиться на ходу.

 

Но сквозь смерть росли и крепли силы.

Билась жизнь меж ледяных камней.

Мне тогда бы много легче было,

Если б ты подумал обо мне.

 

Но каким бы счастьем ни встречали

Год иной - встают пред нами в рост

Все друзья, что в темном гулком зале

За победу возглашали тост.

 

Елена Вечтомова

[blondex 362]

В торчащих платьицах коротких –

Капроновые мотыльки! –

Порхают стильные красотки,

Стучат стальные каблучки.

 

 

А у стены в простом костюме,

Не молода, не хороша,

Застыла женщина угрюмо –

Стоит и смотрит, не дыша.

 

Скользнув по ней бесстрастным взглядом,

Танцор другую пригласит.

Чужая юность мчится рядом

И даже глазом не косит…

 

Да, в гимнастерке - не в капронах

И не на танцах, а в бою,

В снегах, войною обагренных,

Ты юность встретила свою.

 

 

До времени увяли щеки,

До срока губы отцвели,

И юность уплыла до срока,

Как уплывают корабли…

 

Смотрю я на тебя, не зная,

Чем в эту праздничную ночь

Могу помочь тебе, родная,

Чем может кто-нибудь помочь…

 

(Юлия Друнина)